Сочинение по тексту:
«Сколько ещё предстоит томиться непонятной человеческой тоской и содрогаться от внезапности мысли о тайне нашей жизни?» — такие сложнейшие философские вопросы задаёт читателям автор анализируемого текста Виктор Петрович Астафьев, известный писатель XX века. Он обращается к проблеме постижения тайны жизни человека. На протяжении многих веков лучшие, умнейшие представители человечества задаются вопросом: в чём непостижимое таинство жизни на Земле, почему уход человека столь тих и одинок.
Для того чтобы хотя бы приблизиться к ответам на эти вечные вопросы бытия, писатель сравнивает «осень» жизни человека с осенью в природе. Одинокий листок, горестно падающий на холодную землю, подобен, по мнению В.П. Астафьева, одинокому человеку, которого тревожит мысль о неизбежном уходе. Осенний лист с «растопорщенными зубцами, взъерошенным стерженьком» борется за себя, за своё такое недолгое, но такое счастливое пребывание на белом свете. Так же и человек идёт по обозначенному кем-то неведомым кругу жизни и неизбежно приближается к своему тихому и одинокому уходу. Как к этому относиться? Где искать утешения и спасения? Ответ, как считает писатель, нужно искать в природе, в её неотвратимом движении по кругу жизни, когда уход одного нужен для прихода другого, юного, полного свежести, яркости и надежд. «Пересохли, сломались и отмерли мои крылья», — с горечью констатирует автор. А я думаю: нет, не «пересохли», «не сломались». Придёт время и взметнутся новые крылья жизни.
В результате таких печальных и одновременно светлых рассуждений о непостижимой тайне жизни В.П. Астафьев приходит к выводу: человек всю свою недолгую жизнь ищет ответы на «проклятые», бесконечные вопросы бытия. Но никогда и никому ещё не удалось найти на них ответ. Следовательно, нужно радоваться уже тому, что ты есть, что живёшь и видишь белый свет. И если уход неизбежен, то нужно принять его, тихо и светло покинуть этот мир, дав дорогу молодым и свежим силам жизни.
Трудно не согласиться с автором текста: каждый из нас приходит в мир, чтобы цвести, расти, мечтать, стремиться отгадать скрытый смысл бытия, но в результате всех поисков осознать, что уход неизбежен. Человек должен быть внутренне готов «в назначенный час, по велению того, что зовётся судьбою», тихо и одиноко уйти туда, где «человеческие сердца» превращаются в листья, зеленью устилающие планету.
Вопрос о тайне бытия — один из главных в русской классической литературе. Все без исключения великие русские писатели пытаются найти на него ответ. Например, М.Ю. Лермонтов в известном стихотворении «Листок», так же как В.П. Астафьев, сравнивает человека с листком, оторвавшимся от родного дерева, «от ветки родимой». Листок у Лермонтова отправляется скитаться не по своей воле, а «жестокою бурей гонимый». Осенний лист символизирует трагически одинокого человека, оторванного от своих корней и мучимого неизбежностью страшного финала.
Интересно и глубоко трагически размышляет о тайне жизни Е. Евтушенко, известный поэт XX века. В стихотворении «Остановись» он говорит о том, что в поисках ответа на вечные вопросы жизни каждый должен хотя бы на мгновение остановиться, задумавшись о невозможности постижения бытия и необходимости принятия своего ухода. Под шелест листьев обветшалых, Под паровозный хриплый крик, Пойми: забегавшийся — жалок, Остановившийся велик. Если, по мнению Е. Евтушенко, современный человек остановится и начнёт, как герой текста В.П. Астафьева, общаясь с природой, думать о тайне бытия, то непременно придёт к выводу: каждому из нас, как воздух, нужны тишина и покой. Только в состоянии философского восприятия себя и своего места в мире возможно тихо, смиренно, но достойно принять свой неизбежный уход.
Таким образом, рассуждения В.П. Астафьева приводят нас к выводу: не нужно думать о том, сколько ещё осталось, «кто утешит и успокоит нас, мятущихся, тревожных». Нужно принять и своё недолгое пребывание на Земле, и свой уход философски спокойно, зная, что каждому отмерен «кем-то отмеренный круг жизни».
Текст В.П. Астафьева
(1)Я шёл лесом. (2)Каким-то во мне ещё не отжившим ощущением природы я уловил неслышное движение, заметил искрой светящийся в воздухе и носимый воздухом берёзовый листок.
(3)Медленно, неохотно и в то же время торжественно падал он, цепляясь за ветви, за изветренную кору, за отломанные сучки, братски приникая ко встречным листьям, и чудилось: дрожью охвачена тайга, которой касался падающий лист, и голосами всех живых деревьев она шептала: (4)«Прощай! (5)Прощай!.. (6)Скоро и мы... (7)Скоро и мы... скоро... скоро...»
(8)Чем ниже опускался лист, было ему падать всё тягостней и тягостней: встреча с большой, почти уже охладевшей землёю страшила его, и потому миг падения листа всё растягивался, время как бы замедлилось на размытом далью обрыве, удерживало себя, но могильная темь земли, на которую предстояло лечь листу, погаснуть, истлеть и самому стать землёю, неумолимо втягивала его жёлтое свечение.
(9)Я подставил руку. (10)Словно учуяв тепло, лист зареял надо мной и недоверчивой бабочкой опустился на ладонь. (11)Растопорщенный зубцами, взъерошенный стерженьком, холодящий кожу почти невесомой плотью, лист всё ещё боролся за себя, освежая воздух едва уловимой горечью, последней каплей сока, растворенной в его недрах.
(12)Скорбь уходящего лета напомнит нам о наших незаметно улетающих днях; что-то древнее, неотступное стронется в нас, замедлится ход крови, чуть охладится, успокоится сердце, и всё вокруг обретёт иной смысл и цвет.
(13)Ах, если бы хоть на минуту встать, задуматься, послушать себя, душу свою, древнюю, девственную тишину, проникнуться светлой грустью бледного листа — предвестника осени, ещё одной осени, ещё одного, кем-то означенного круга жизни, который совершаем мы вместе с нашей землёю, с этими горами, лесами, и когда-то закончим свой век падением, скорей всего не медленным, не торжественным, а мимоходным, обидно простым, обыденным — на бегу вытряхнет из себя толпа ещё одного спутника и умчится дальше, даже не заметив утраты.
(14)Притихла земля. (15)Притихли леса и горы.
(16)Воссияло всей глубиной небо, чтоб отражение листа в нём было нескончаемо, чтоб отпечатался его лик в беспредельности мироздания, чтоб сама земля, приняв форму листа, похожего на слабое человеческое сердце, легко и празднично кружилась среди звёзд, планет и там продолжилась в стремительном движении неведомых нам миров.
(17)Осторожно прижав выветренный лист к губам, я пошёл в глубь леса. (18)Мне было грустно, очень грустно, хотелось улететь куда-то. (19)Показалось даже, что у меня за спиной крылья и я хочу взмахнуть ими, подняться над землёю. (20)Да пересохли, сломались и отмерли мои крылья. (21)Никогда не улететь мне. (22)Остаётся лишь крикнуть что-то, душу рвущее, древнее, без слов, без смысла, одним нутром, одним лишь горлом, неизвестно кому, неизвестно куда, жалуясь на ещё один, улетевший беззвучным бледным листком год жизни. (23)Сколько их ещё осталось? (24)Сколько ещё предстоит, томиться непонятной человеческой тоской и содрогаться от внезапности мысли о тайне нашей жизни? (25)Страшась этой тайны, мы всё упорней стремимся её отгадать и улететь, непременно улететь куда-то.
(26)Быть может, туда, откуда опали живым листом, в пути обрётшим форму человеческого сердца, чтобы зеленью устелить планету, объятую пламенем, сделать её живодышащей, цветущей или дожечь в слепом, безумном огне и развеять пепел в немой бесконечности?
(27)Кто скажет нам об этом? (28)Кто утешит и успокоит нас, мятущихся, тревожных, слитно со всей человеческой тайгой шумящих под мирскими ветрами и в назначенный час, по велению того, что зовётся судьбою, одиноко и тихо опадающих на землю?
(По В. Астафьеву)