Что приводит человека к отрицанию искусства? По И. Репину

Сочинение ЕГЭ-2026. Р. А. Дощинский. Вариант 1. Что приводит человека к отрицанию искусства? По тексту И. Репина

Что приводит человека к отрицанию искусства? Именно этот вопрос в центре внимания русского художника И. Е. Репина. Автор считает, что отрицание искусства человеком происходит тогда, когда художественные произведения далеки от реальной действительности, оторваны от всего насущного, необходимого для нравственного развития личности. Если художник верен принципу «чистого искусства», не отражает истинного положения человека в обществе, равнодушен к страданиям и бедствиям народа, то такое искусство отвергается людьми с сильно развитым чувством совести.

Раскрывая свою позицию, автор знакомит нас с мнением Л. Н. Толстого о сущности современного искусства, которое великий писатель-пророк полностью отвергает, с чем повествователь в конце концов, после споров и раздумий, соглашается. Страстный проповедник, Толстой говорит «о вопиющем равнодушии» общества «ко всем ужасам жизни». Он не приемлет того, что интеллигентные и образованные люди привыкли к этим ужасам жизни, не замечают их, продолжают жить, двигаясь «по отвратительной дороге разврата». Писатель с горечью отмечает утрату совести большей частью обеспеченного общества, несправедливое отношение к порабощённым беднякам. Такое отношение к современной жизни тесно связано с отрицанием автором «Анны Карениной» искусства, которое, подобно старой няне, рассказывает одну и ту же сказку, убаюкивает, а не тревожит, не взывает к совести. Таким образом, Толстой отрицает искусство, которое не служит народу, оторвано от реальности, не вносит в окружающий мир новых идей, не призывает к добру, к справедливости, к состраданию. 

Чтобы быть убедительным и наиболее точно и ярко раскрыть своё отношение к искусству, автор приводит развёрнутое сравнение, прозвучавшее из уст Толстого. Современное искусство и пристрастие интеллигенции к нему напоминает сцену, когда пахарю, желающему вспахать плугом глубоко землю, указывают на червяков и просят пощадить их, а также предлагают обойти «красивенькие полевые цветки». Таким образом, художники, увлечённые красотой и не желающие замечать реалий сурового времени, не могут постичь истинной цели своего творчества, которое не служит обществу.

Оба примера связаны друг с другом как обобщение и конкретизация. Размышляя о равнодушии общества к несправедливости, автор приводит конкретный пример с пахарем: чтобы глубоко вспахать землю, достичь своей цели, не нужно стремиться к «красивости» и бояться «ужасной правды» жизни.

Позиция автора мне близка, и я полностью её поддерживаю. Действительно, подлинное искусство должно служить народу, взывать к совести, будоражить душу и призывать к справедливости.

Для подтверждения верности своей позиции приведу пример из рассказа Всеволода Михайловича Гаршина «Художники». В этом произведении противопоставлены два художника. Дедов, бывший инженер, после получения наследства решает всерьёз заняться живописью. Он рисует только пейзажи, не задумывается над целью своего творчества. Рябинин создаёт портрет рабочего-клепальщика котлов, одного из тех бедняков, который залезает внутрь котла, когда клепают швы, и глохнет от ударов молота, за что и получает прозвище «глухаря». Потрясённый тяжёлой судьбой пролетария, который за свою работу получает копейки и рано умирает, в течение двух-трёх лет после тяжкого труда, Рябинин создаёт шедевр. Дедов этот осознаёт, но «дикий» сюжет его не устраивает, он верен культу красоты и считает, что безобразному не место в искусстве. А создатель портрета рабочего уже не может дальше заниматься искусством и решает стать учителем.

В заключение хочу подчеркнуть, что человек отрицает искусство, далёкое от подлинной жизни. Настоящее произведение должно отражать надежды и чаяния народа, служить простым людям.

(1)В 1880 году в Москве, в Большом Трубном переулке, в моей мастерской под вечер всё вдруг приняло какой-то заревой тон и задрожало в особом приподнятом настроении, когда вошёл ко мне коренастый господин с окладистой серой бородой, большеголовый, одетый в длинный чёрный сюртук.

(2)Лев Толстой. (З)Неужели? (4)Так вот он какой! (5)Я хорошо знал только его портрет работы И. Н. Крамского и представлял себе до сих пор, что Лев Толстой очень своеобразный барин, граф, высокого роста, брюнет и не такой большеголовый...

(6)А это странный человек, какой-то деятель по страсти, убеждённый проповедник, заговорил он глубоким, задушевным голосом...

(7)Он чем-то потрясён, расстроен — в голосе его звучит трагическая нота, а из-под густых грозных бровей светятся фосфорическим блеском глаза строгого покаяния.

(8)Мы сели к моему дубовому столу, и, казалось, он продолжал только развивать давно начатую им проповедь о вопиющем равнодушии нашем ко всем ужасам жизни. (9)К ним так привыкли мы — не замечаем, сжились и продолжаем жить и преступно двигаемся по отвратительной дороге разврата; мы потеряли совесть в нашей несправедливости к окружающим нас меньшим братьям, так бессовестно нами порабощённым, и постоянно угнетаем их.

(10)И чем больше он говорил, тем сильнее волновался и отпивал стаканом воду из графина.

(11)На столе уже горела лампа, мрачное и таинственное предвестие дрожало в воздухе. (12)Казалось, мы накануне Страшного суда...

(13)Было и ново, и жутко...

(14)Когда он поднялся уходить, я попросил позволения проводить его до их квартиры, — четверть часа ходьбы

(15)Прощаясь, он предложил мне по вечерам, по окончании моей работы, заходить к ним для предобеденной прогулки, когда я буду свободен.

(16)Эти прогулки продолжались почти ежедневно, пока Толстые жили в Москве, до отъезда в Ясную Поляну.

(17)По бесконечным бульварам Москвы мы заходили очень далеко, совсем не замечая расстояний: Лев Николаевич так увлекательно и так много говорил.

(18)Его страстные и в высшей степени радикальные рассуждения взбудораживали меня до того; что я не мог после спать, голова шла кругом от его беспощадных приговоров отжившим формам жизни.

(19)Но самое больное место для меня в его отрицаниях был вопрос об искусстве: он отвергал искусство.

— (20)А я, — возражаю ему, — готов примкнуть к огромному большинству нашего образованного общества, которое ставит вам в упрёк ваше отстранение, от себя особенно, этого прекрасного дара божьего.

— (21)Ах, этот упрёк! (22)Он похож на детские требования от няни: непременно рассказать ту самую сказку, что няня вчера рассказывала, — знаете? (23)Непременно эту, знакомую, — новой не надо. (24)Я знаю, один молодой художник бросил искусство: он нашёл, что теперь отдаваться искусству просто безнравственно. (25)Он пошёл в народные учителя.

(26)Значительно запоздав к обеду, мы возвращались уже на конках. (27)Непременно на империале, — так он любил.

(28)В сумерках Москва зажигалась огнями; с нашей вышки интересно было наблюдать кипучий город в эти часы особенного движения и торопливости обывателей. (29)Кишел муравейник и тонул в темневшей глубине улиц. (З0)Но я мысленно был далёк от этой обыденности, меня глодала совесть.

— (31)3наете, на что похоже ваше искусство и ваше пристрастие к нему? — сказал Лев Николаевич. — (32)Пахарю надо вспахать поле плугом глубоко, а ему тут кто-то заступает дорогу, показывает копошащихся в земле червяков и говорит: «Да пощадите же вы этих так хорошо устроившихся червячков, — ведь это варварство!» (ЗЗ)Или ещё: «А неужели же вы не обойдёте тех красивеньких полевых цветков?!» (34)Вот ваше искусство для нашего серьёзного времени.

По И. Е. Репину