Проблема милосердия и сострадания.
И. П. Цыбулько 2021. Вариант № 23
(«Тётя Полли и Гильдегарда взяли крошечный карманный фонарик…»)
Нужно ли помогать людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию? Какие качества необходимы, чтобы занимать активную жизненную позицию и не быть равнодушными к чужим страданиям и бедам? Именно эти вопросы возникают при чтении текста известного русского писателя Н. С. Лескова.
Раскрывая проблему милосердия и сострадания, автор ведёт повествование от первого лица. В центре детских воспоминаний рассказчика события, связанные с его близкими. Тётя Полли и Гильдергарда, а также отец главного героя, не щадя себя, оказывают помощь заболевшим крестьянам, создав импровизированный лазарет в риге – сарае для сушки снопов и молотьбы. Они устраивают двадцать семь постелей из волокнистых растений, не идут на обед, пока не уложат всех больных и не защитят их от сквозного ветра. Из этого следует, что герои движимы чувством сострадания к заболевшим крестьянам и не думают о себе, забывают о собственном голоде. В ещё одном эпизоде мать мальчика извиняется за перестоявший обед и винит близких за то, что они задержались до самой звезды. Тётя слова «до звезды» объясняет по-своему. Она предполагает, что там, среди звёзд, среди других миров, «живут другие существа», у которых нет грубых нужд, они лучше земных людей, так как менее самолюбивы, более добры и сострадательны. Этот факт говорит о том, что люди должны проявлять больше сочувствия к окружающим. Оба примера, дополняя друг друга, подводят к мысли о необходимости проявлять милосердие к ближним, оказывать им помощь.
Авторская позиция заключается в следующем: люди при любых обстоятельствах должны быть менее самолюбивы, более деятельны и добры.
Невозможно не согласиться с мнением автора. Действительно, нужно служить окружающим людям, оказывать им в нужную минуту поддержку.
В романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» примером деятельного добра и жертвенного служения ближнему является Соня Мармеладова. Она пожертвовала собой, чтобы спасти детей мачехи от голодной смерти, помогла Раскольникову встать на путь покаяния и воскрешения души.
В заключение хочу подчеркнуть, что каждый должен служить людям, быть активным и внимательным к чужим бедам, только тогда наш мир станет лучше.
(1) Тётя Полли и Гильдегарда взяли крошечный карманный фонарик с рефлектором (для осмотра горла), флакон с какой-то жидкостью и записную книжку и ушли.
(2) Отец предлагал им провожатого, но они не взяли и сказали, что надо зайти подряд в каждую избу.
(3) До вечера было сделано множество вещей: в риге1 было настлано двадцать семь постелей из сухой костры2 и на них уложили соответственное число больных людей, освободив крестьянские избы. (4)При этой «эвакуации» насилий не было, но имели своё место энергия и настойчивость обеих женщин, которые сами при этом работали в поте лица и не пришли обедать до тёмного вечера.
(5)Матушка долго и напрасно ждала их и сердилась. (6)Обед весь перестоялся и был испорчен. (7)Отец стыдился покинуть тётю и англичанку одних с больными мужиками и бабами и тоже оставался в риге: он помогал им раскладывать больных и защищать их от сквозного ветра в импровизированном для них бараке.
(8)Отец, тётя Полли и Гильдегарда пришли в дом, когда уже был вечер, и ели скоро и с аппетитом, а говорили мало. (9)На лицах у обеих женщин как будто отпечаталось то выражение, какое они получили в ту минуту, когда тётя проговорила:
— Это ужасно: круглый голод — голод ума, сердца и души… (10)И тогда уже — полный голод!
(11) Ни тётя Полли, ни Гильдегарда не были теперь разговорчивы, даже отвечали суховато, как бы неохотно.
(12) Мать им сказала:
— Извините за обед… (13)Он весь перешёл — вы сами виноваты, что дотянули обед до звезды.
(14)Гильдегарда её, кажется, не поняла; но тётя, разумеется, поняла, но небрежно ответила:
— До звезды!.. (15)Ах да… и ты права: мы в самом деле очень любим звёзды… их видеть так отрадно. (16)Там ведь, без сомнения, живут другие существа, у которых, может быть, нет столько грубых нужд, как у нас, и потому они, должно быть, против нас лучше, чище, меньше самолюбивы и больше сострадательны и добры…
— (17)Но ведь это фантазия, — заметила мама.
(18)Тётя ей не отвечала.
— (19)Притом мы все очень грешны — зачем нам мечтать так высоко! — молвила мать, конечно без всякого намёка для тёти.
(20)Тётя её слышала и произнесла тихо:
— Надо подниматься.
— (21)Да ведь как это сказать…
(22) Матушка, кажется, побоялась сбиться с линии, а тётя ничего более не говорила: она озабоченно копошилась, ища что-то в своём дорожном бауле, а Гильдегарда в это время достала из тёмного кожаного футляра что-то такое, что я принял за ручную аптечку, и перешла с этим к окну, в которое смотрелось небо, усеянное звёздами.
(23) Мама вышла. (24)Тётя закрыла баул, подошла к столу, на котором горели две свечки, и обе их потушила, а потом подошла к англичанке и тихо её обняла. (25)Они минуту стояли молча, и вдруг по комнате понеслись какие-то прекрасные и до сей поры никому из нас не знакомые звуки. (26)То, что я принял за ручную аптечку, была концертина3, в её тогдашней примитивной форме, но звуки её были полны и гармоничны, и под их аккомпанемент Гильдегарда и тётя запели тихую песнь — англичанка пела густым контральто, а тётя Полли высоким фальцетом.
(27)Я был поражён тихой гармонией этих стройных звуков, так неожиданно наполнивших дом наш, а простой смысл дружественных слов песни пленил моё понимание. (28)Я почувствовал необыкновенно полную радость оттого, что всякий человек сейчас же может вступить в настроение, для которого нет расторгающего значения времени и пространства.
(29)О, какая это была минута! (30)Я уткнулся лицом в спинку мягкого кресла и плакал впервые слезами неведомого мне до сей поры счастья, и это довело меня до такого возбуждения, что мне казалось, будто комната наполняется удивительным тихим светом и свет этот плывёт сюда прямо со звёзд, пролетает в окно, у которого поют две пожилые женщины, и затем озаряет внутри меня моё сердце, а в то же время все мы — и голодные мужики, и вся земля — несёмся куда-то навстречу мирам…
(31)Этот вечер, который я вспоминаю теперь, когда голова моя значительно укрыта снегом житейской зимы, кажется, оказал влияние на всю мою жизнь.
По Н. С. Лескову