Проблема отношения человека к природе. По Б. Л. Васильеву

Проблема отношения человека к природе.
И. П. Цыбулько 2021. Вариант № 6 («В тот день с утра раннего первый турист припожаловал…»)

Как люди должны относиться к природе? Можно ли допускать неоправданную жестокость по отношению к живым существам? Именно эти вопросы возникают при чтении текста известного советского писателя Бориса Васильева.

Раскрывая проблему отношения человека к природе, автор знакомит нас со своими героями. Местный лесник Егор Полушкин принимает туристов и помогает им обустраиваться на выбранном ими месте. В этот раз туристы неудачно выбрали привал рядом с огромным муравейником. Егор предложил отдыхающим перейти на ближайшую полянку, но один из них, «сивый», нашёл другой выход. Он облил муравейник бензином и поджёг, заявляя, что «человек – царь природы», «покоритель и завоеватель», который отвоевал себе «место под солнцем». Это говорит о том, что туристы, приехавшие из города, не понимают, что нельзя так жестоко относиться к природе, нельзя уничтожать живые существа – муравьёв, нарушать экологию этой территории. По-другому отнеслись к сожжению муравьёв Егор и его сын Коля. Им было жалко несчастных муравьёв, которые мужественно лезли в самое пекло, спасая свои личинки. На душе у Егора было «смутно», «муторно». Он пытался объяснить туристам, что «всякая животина, всякая муравьятина, всякая ёлка-берёзонька – все по спокою своему тоскуют». Из этого следует, что лесник и его сын обладают чуткой, доброй и сострадательной душой и понимают, что природу и всё живое необходимо беречь. Оба примера противопоставлены друг другу и подводят к мысли, что нельзя относиться к природе так, как эти туристы, нужно проявлять сострадание ко всему живому, как Егор и его сын Коля.

Авторская позиция заключается в следующем: нельзя проявлять неоправданную жестокость по отношению к природе, нужно проявлять сострадание по отношению к живым существам. Человек не царь природы, а её часть.

Мне близка позиция автора. Действительно, нельзя потребительски относиться к природе, разрушать её среду, уничтожать живые существа. Необходимо беречь природу.

В произведении К. Г. Паустовского «Тёплый хлеб» мальчик Филька обидел раненого снарядом коня, бросив ему сухую корку хлеба в снег. В природе было нарушено равновесие, на село пал страшный мороз. Мальчик должен был исправить свою ошибку и спасти всех от голода, так как замёрзла мельница и не молола муку для хлеба. Эта сказка-быль учит нас, что зло, причинённое природе, возвращается к человеку.

В заключение подчеркну, что губительное отношение к природе неприемлемо, нужно беречь всё, что нас окружает.

В тот день с утра раннего первый турист припожаловал: трое мужиков да с ними две бабёночки. Местный лесник Егор Полушкин этих мужиков по мастям сразу распределил: сивый, лысый да плешивый. И бабёнок соответственно: рыжая и пегая.
Бабёнки возле мешков своих щебетали, а Колька, сын Егора, рядом вертелся.
В школе занятия закончились, так он иногда сюда заглядывал, отцу помогал.
Егор с сыном на пристань выскочили, быстренько мешки погрузили. Потом туристы расселись, Колька — он на носу устроился — от пристани оттолкнулся, Егор завёл «Ветерок», и лодка ходко побежала к дальнему лесистому берегу.
Туристы калякали о том, что водохранилище новое и рыбы тут особой быть не может. До Егора иногда долетали их слова, но значения им он не придавал, всецело поглощённый ответственным заданием. Да и какое было ему дело до чужих людей, сбежавших в тишину и покой на считанные денёчки! Он своё дело знал: доставить, куда прикажут, помочь устроиться и отчалить, только когда отпустят.
К обрывчику! — распорядился сивый. — Произведём небольшую разведочку.
Егор с сыном помогли туристам перетащить пожитки на облюбованное под лагерь место.
Это была весёлая полянка, прикрытая разросшимся ельничком. 3десь туристы быстро поставили просторную ярко-жёлтую палатку на алюминиевых опорах, с пологом и навесом, поручили Егору приготовить место для костра, а Кольке позволили надуть резиновые матрасы. Егор, получив от плешивого топорик, ушёл в лесок нарубить сушняка.
Прекрасное место! — щебетала пегая. — Божественный воздух!
Когда Колька осилил последний матрас, заткнул дырочку пробкой и маленько отдышался, тятька его из ельника выломился. Ель сухую на дрова приволок и сказал:
Местечко-то мы не очень-то ласковое выбрали, граждане милые. Муравейник тут за ельничком: беспокоить мураши-то будут. Надо бы перебраться куда.
А большой муравейник-то? — спросил сивый.
А с погреб, — сказал Егор. — Крепкое семейство, хозяйственное.
Как интересно! — сказала рыжая. — Покажите, пожалуйста, где он.
Это можно, — сказал Егор.
Все пошли муравейник смотреть, и Колька тоже: на ходу отдышаться куда как легче. Только за первые ёлочки заглянули: гора. Что там погреб — с добрую баньку. Метра два с гаком.
Небоскрёб! — сказал плешивый. — Чудо природы.
Муравьёв кругом бегало — не счесть. Крупные муравьи: черноголовики. Такой тяпнет — сразу подскочишь, и
Колька (босиком ведь) на всякий случай подальше держался.
Вот какое беспокойство вам будет, — сказал Егор. — А там подальше чуть — ещё поляночка имеется, я наглядел.
Давайте пособлю с пожитками-то: и вам покойно, и им привычно.
Для ревматизма они полезные, муравьи-то, — задумчиво сказал плешивый. — Вот если у кого ревматизм...
Ой! — взвилась пегая. — Кусаются, проклятые!..
Дух чуют, — сказал Егор. — Они мужики самостоятельные.
Да, — вздохнул лысый. — Неприятное соседство. 0бидно.
Чепуха! — Сивый махнул рукой. — Покорим! Тебя как звать-то, Егором? Одолжи-ка нам бензинчику, Егор. Банка есть?
Не сообразил Егор, зачем бензинчик-то понадобился, но принёс: банка нашлась.
Принёс, подал сивому: Вот.
Молоток мужик, — сказал сивый. — Учтём твою сообразительность. А ну-ка отойдите подальше.
И плеснул всю банку на муравейник. Плеснул, чиркнул спичкой — ракетой взвилось пламя. Завыло, загудело, вмиг обняв весь огромный муравьиный дом.
3аметались черногол овики, скрючиваясь от невыносимого жара, затрещала сухая хвоя, и даже старая ель, десятки лет прикрывавшая лапами муравьиное государство, качнулась и затрепетала от взмывшего в поднебесье раскалённого воздуха.
А Егор с Колькой молча стояли рядом. Загораживаясь от жара руками, глядели, как корчились, сгорая, муравьи, как упорно не разбегались они, а, наоборот, презирая смерть, упрямо лезли и лезли в самое пекло в тщетной надежде спасти хоть одну личинку. Смотрели, как тает на глазах гигантское сооружение, терпеливый труд миллионов крохотных существ, как завивается от жара хвоя на старой ели и как со всех сторон бегут к костру тысячи муравьёв, отважно бросаясь в него.
Фейерверк! — восхитилась пегая. — Салют победы!
Вот и все дела, — усмехнулся сивый. — Человек — царь природы. Верно, малец?
Царь?.. — растерянно переспросил Колька.
Царь, малец. Покоритель и завоеватель.
Муравейник догорал, оседая серым, мёртвым пеплом. Лысый пошевелил его палкой, огонь вспыхнул ещё раз, и всё было кончено. Не успевшее погибнуть население растерянно металось вокруг пожарища.
Отвоевали место под солнцем, — пояснил лысый. — Теперь никто нам не помешает, никто нас не побеспокоит.
И все пошли к лагерю.
Сзади плёлся потерянный Егор, неся пустую банку, в которой с такой готовностью сам же принёс бензин. Колька заглядывал ему в глаза, а он избегал этого взгляда, отворачивался, и Колька спросил шёпотом:
Как же так, тятька? Ведь живые же они...
Да вот, — вздохнул Егор. — Стало быть, так, сынок, раз оно не этак...
На душе у него было смутно, и он хотел бы тотчас же уехать, но ехать пока не велели. Молча готовил место для костра, вырезал рогульки, а когда закончил, бабёнки клеёнку расстелили и расставили закуски.
Идите, — позвали. — Перекусим на скорую руку.
Колька получил булку с колбасой, а в глазах мураши бегали. Суетливые, растерянные, отважные. Бегали, корчились, падали, и брюшки у них лопались от страшного жара.
И Егор этих мурашей видел. Даже глаза тёр, чтоб забылись они, чтоб из памяти выскочили, а они — копошились.
И муторно было на душе у него, и делать ничего не хотелось, и к застолью этому садиться тоже не хотелось.
— Тут у нас природа кругом. Да. Это у нас тут — пожалуйста, отдыхайте. Тишина, опять же спокойно. А человеку что надобно? Спокой ему надобен. Всякая животина, всякая муравьятина,' всякая ёлка-берёзонька — все по спокою своему тоскуют.Вот и мураши, обратно же, они, это... Тоже.

По Б. Л. Васильеву