Проблема отношения к пленным. По В. П. Астафьеву
Категория: Сочинения ЕГЭ
Проблема отношения к пленным. И. П. Цыбулько 2020. Вариант № 8 («Одно желание было у лейтенанта Бориса Костяева...»)
Как относились к пленным немцам русские солдаты? Именно этот вопрос возникает при чтении текста русского советского писателя В. П. Астафьева.
Раскрывая проблему отношения русских солдат к пленным немцам, автор рассказывает о военных событиях на небольшом хуторе. Здесь лейтенант Борис Костяев закрывает собой пленных немцев, которых пытается расстрелять обезумевший от горя солдат, потерявший на войне близких. Военный врач оказывает первую медицинскую помощь всем раненым, не глядя, кто перед ним: русский или немец. Старший сержант с сочувствием относится к немцу с обмороженными руками, говоря ему с жалостью: «Как теперь работать будешь, голова?»
Все эти примеры, дополняя друг друга, ярко демонстрируют человечность и гуманизм русских солдат, которые понимают, что пленные безоружны и теперь не страшны, а вызывают жалость.
Авторская позиция заключается в следующем: русские солдаты по-человечески относились к пленным немцам, давали им возможность согреться, утолить голод и получить медицинскую помощь.
Позиция автора мне близка. Несомненно, во время войны русские солдаты показывали гуманное отношение к пленным, проявляли человечность и милосердие. Доброта русских солдат, широта души и способность к прощению и милосердию показана в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» в Отечественную войну 1812 года. Два замёрзших француза выходят из леса к костру, и сидящие у костра русские воины не жалеют для них каши, кормят несчастных вояк и разрешают им греться у костра.
В заключение подчеркну, что русские люди щедры и добры, умеют прощать, проявляют милосердие к поверженному врагу.
Текст В. П. Астафьева
(1) Одно желание было у лейтенанта Бориса Костяева: скорее уйти от этого хутора, от изуродованного поля подальше, увести с собой остатки взвода в тёплую, добрую хату и уснуть, уснуть, забыться.
(2) Но не всё ещё перевидел он сегодня.
(3) Из оврага выбрался солдат в маскхалате, измазанном глиной. (4)Лицо у него было будто из чугуна отлито: черно, костляво, с воспалёнными глазами. (5)Он стремительно прошёл улицей, не меняя шага, свернул в огород, где сидели вокруг подожжённого сарая пленные немцы, жевали чего-то и грелись.
— (6)Греетесь, живодёры! (7)Я вас нагрею! (8)Сейчас, сейчас... — солдат поднимал затвор автомата срывающимися пальцами.
(9)Борис кинулся к нему. (10)Брызнули пули по снегу... (11)Будто вспугнутые вороны, заорали пленные, бросились врассыпную, трое удирали почему-то на четвереньках. (12)Солдат в маскхалате подпрыгивал так, будто подбрасывало его землёю, скаля зубы, что-то дикое орал он и слепо жарил куда попало очередями.
— (13)Ложись! - Борис упал на пленных, сгребая их под себя, вдавливая в снег.
(14)Патроны в диске кончились. (15)Солдат всё давил и давил на спуск, не переставая кричать и подпрыгивать. (16)Пленные бежали за дома, лезли в хлев, падали, проваливаясь в снегу. (17)Борис вырвал из рук солдата автомат. (18)Тот начал шарить на поясе. (19)Его повалили. (20)Солдат, рыдая, драл на груди маскхалат.
— (21)Маришку сожгли-и-и! (22)Селян в церкви сожгли-и-и! (23)Мамку! (24)Я их тыщу... (25)Тыщу кончу! (26)Гранату дайте!
(27)Старшина Мохнаков придавил солдата коленом, тёр ему лицо, уши, лоб, грёб снег рукавицей в перекошенный рот.
— (28)Тихо, друг, тихо!
(29)Солдат перестал биться, сел и, озираясь, сверкал глазами, всё ещё накалёнными после припадка. (30)Разжал кулаки, облизал искусанные губы, схватился за голову и, уткнувшись в снег, зашёлся в беззвучном плаче. (31)Старшина принял шапку из чьих-то рук, натянул её на голову солдата, протяжно вздохнув, похлопал его по спине.
(32) В ближней полуразбитой хате военный врач с засученными рукавами бурого халата, напяленного на телогрейку, перевязывал раненых, не спрашивая и не глядя — свой или чужой.
(33) И лежали раненые вповалку — и наши, и чужие, стонали, вскрикивали, плакали, иные курили, ожидая отправки. (34)Старший сержант с наискось перевязанным лицом, с наплывающими под глазами синяками, послюнявил цигарку, прижёг и засунул её в рот недвижно глядевшему в пробитый потолок пожилому немцу.
— (35)Как теперь работать-то будешь, голова? — невнятно из-за бинтов бубнил старший сержант, кивая на руки немца, замотанные бинтами и портянками. — (36)Познобился весь. (37)Кто тебя кормить-то будет и семью твою? (38)Фюрер? (39)Фюреры, они накормят!..
(40)В избу клубами вкатывался холод, сбегались и сползались раненые. (41)Они тряслись, размазывая слёзы и сажу по ознобелым лицам.
(42)А бойца в маскхалате увели. (43)Он брёл, спотыкаясь, низко опустив голову, и всё так же затяжно и беззвучно плакал. (44)3а ним с винтовкой наперевес шёл, насупив седые брови, солдат из тыловой команды, в серых обмотках, в короткой прожжённой шинели.
(45)Санитар, помогавший врачу, не успевал раздевать раненых, пластать на них одежду, подавать бинты и инструменты. (46)Корней Аркадьевич, из взвода Костяева, включился в дело, и легкораненый немец, должно быть из медиков, тоже услужливо, сноровисто начал обихаживать раненых.
(47)Рябоватый, кривой на один глаз врач молча протягивал руку за инструментом, нетерпеливо сжимал и разжимал пальцы, если ему не успевали подать нужное, и одинаково угрюмо бросал раненому:
— Не ори! (48)Не дёргайся! (49)Ладом сиди! (50)Кому я сказал... (51)Ладом!
(52) И раненые, хоть наши, хоть исчужа, понимали его, послушно, словно в парикмахерской, замирали, сносили боль, закусывая губы.
(53) Время от времени врач прекращал работу, вытирал руки о бязевую онучу, висевшую у припечка на черенке ухвата, делал козью ножку из лёгкого табака.
(54) Он выкуривал её над деревянным стиральным корытом, полным потемневших бинтов, рваных обуток, клочков одежды, осколков, пуль. (55)В корыте смешалась и загустела брусничным киселём кровь раненых людей, своих и чужих солдат. (56)Вся она была красная, вся текла из ран, из человеческих тел с болью. (57)«Идём в крови и пламени, в пороховом дыму».
(По В. П. Астафьеву)