Проблема отрицания традиционных жизненных ценностей...

Проблема отрицания традиционных жизненных ценностей. И. П. Цыбулько 2021. Вариант № 3.
(«Об этом человеке носились странные слухи…»)

Можно ли считать оправданным отрицание традиционных жизненных ценностей? В чём проявляется нигилизм как жизненный принцип? Именно эти вопросы возникают при чтении текста А. И. Герцена.

Раскрывая проблему отрицания традиционных жизненных ценностей, автор ведёт повествование от первого лица. Рассказчик знакомит нас с учёным, получившим прозвище Химик, так как его интересовала только наука, а литературу он считал пустым занятием. Это говорит об ограниченности героя, избравшего себе только научную сферу и не желающего выйти за круг своих интересов. Повзрослев, рассказчик понял на три четверти правоту учёного. Но всё же он считал, что «где-нибудь в душе остаётся монашеская келья и в ней мистическое зерно». Из этого следует, что не всё можно познать и изучить с помощью точной науки. Существуют духовные области, которые не поддаются логическому измерению. Оба примера, дополняя друг друга, подводят нас к мысли об ограниченности научного взгляда на мир, о том, что существуют сферы, пока ещё не познанные и не изученные нами.

Авторская позиция заключается в следующем: отрицание традиционных жизненных ценностей несёт с собой разрушение привычного уклада. Нигилизм как жизненный принцип проявляется в материалистическом научном взгляде. Принимая частично правду Химика, рассказчик не согласен с крайним нигилизмом, отрицающим нравственные нормы и семейные ценности.

Мне близка позиция автора. Действительно, нельзя разрушать то, что является основой жизни. Какими бы ни были передовыми научные открытия, не только они одни составляют сущность жизни человека и его мировоззрения.
В произведении И. С. Тургенева «Отцы и дети» нигилист Базаров смотрит на мир и человека сквозь призму вульгарного материализма. Нравственность человека, по его мнению, зависит от устройства общества. Изучать людей не стоит, все они одинаковые, как деревья в лесу, у всех одна селезёнка. Но полюбив Одинцову и получив отказ, он признаёт, что человек не так прост, как ему казалось раньше.

В заключение хочу подчеркнуть, что нельзя подходить к жизни и человеку с позиций только научного материализма. Одно только отрицание не способно создать гармонию в мире, а ведёт только к разрушению. Нельзя пренебрегать традиционными нравственными ценностями.

(1)Об этом человеке носились странные слухи: говорили, что он был нелюдим, ни с кем не знался, вечно сидел один, занимаясь химией, проводил жизнь за микроскопом, читал даже за обедом и ненавидел женское общество. (2)О нём сказано в «Горе от ума»:
— Он химик, он ботаник,
Князь Фёдор, наш племянник,
От женщин бегает и даже от меня.
(3) Мои родственники называли его не иначе как Химик, придавая этому слову порицательный смысл и подразумевая, что химия вовсе не может быть занятием порядочного человека.
(4) С самого начала нашего знакомства Химик увидел, что я серьёзно занимаюсь, и стал уговаривать, чтоб я бросил «пустые» занятия литературой, а принялся бы за естественные науки. (5)Он дал мне речь Кювье о геологических переворотах и де Кандолеву растительную органографию. (6)Видя, что чтение идёт на пользу, он предложил свои превосходные собрания, снаряды, гербарии и даже своё руководство. (7)Он на своей почве был очень занимателен, чрезвычайно учён, остёр и даже любезен; но для этого не надобно было ходить дальше обезьян; от камней до орангутанга его всё интересовало, далее он неохотно пускался, особенно в философию, которую считал болтовнёй. (8)Он не был ни консерватором, ни отсталым человеком, он просто не верил в людей, то есть верил, что эгоизм — исключительное начало всех действий, и находил, что его сдерживает только безумие одних и невежество других.
(9)Меня возмущал его материализм. (10)Поверхностный и со страхом пополам вольтерианизм наших отцов нисколько не был похож на материализм Химика. (11)Его взгляд отличался спокойствием, последовательностью, завершённостью и напоминал известный ответ Лаланда Наполеону. (12)«Кант принимает гипотезу бога», — сказал ему Бонапарт. (13)«Государь, — возразил астроном, — мне в моих занятиях никогда не случалось нуждаться в этой гипотезе».
(14)Взгляд его становился ещё безотраднее во всех жизненных вопросах. (15)Он находил, что на человеке так же мало лежит ответственности за добро и зло, как на звере; что всё — дело организации, обстоятельств и вообще устройства нервной системы, от которой больше ждут, нежели она в состоянии дать. (16)Семейную жизнь он не любил, говорил с ужасом о браке и наивно признавался, что он прожил тридцать лет, не любя ни одной женщины. (17)Впрочем, одна тёплая струйка в этом охлаждённом человеке ещё оставалась, она была видна в его отношениях к старушке матери; они много страдали вместе от отца, бедствия сильно сплавили их; он трогательно окружал одинокую и болезненную старость её, насколько умел, покоем и вниманием.
(18)Теорий своих, кроме химических, он никогда не проповедовал, они высказывались случайно, вызывались мною. (19)Он даже нехотя отвечал на мои романтические и философские возражения; его ответы были коротки, он их делал улыбаясь и с той
деликатностью, с которой большой, старый мастиф играет со шпицем, позволяя ему себя теребить и только легко отгоняя лапой. (20)Но это-то меня и дразнило всего больше, и я неутомимо возвращался к разговору, не выигрывая, впрочем, ни одного пальца почвы. (21)Впоследствии, то есть лет через двенадцать, я много раз поминал Химика так, как поминал замечания моего отца; разумеется, он был прав в трёх четвертях всего, на что я возражал. (22)Но ведь и я был прав. (23)Есть истины, которые, как политические права, не передаются раньше известного возраста.
(24) Влияние Химика заставило меня избрать физико-математическое отделение; может, ещё лучше было бы вступить в медицинское, но беды большой в том нет, что я сперва посредственно выучил, потом основательно забыл дифференциальные и интегральные исчисления.
(25) Без естественных наук нет спасения современному человеку, без этой здоровой пищи, без этого строгого воспитания мысли фактами, без этой близости к окружающей нас жизни, без смирения перед её независимостью — где-нибудь в душе остаётся монашеская келья и в ней мистическое зерно, которое может разлиться тёмной водой по всему разумению.

По А. И. Герцену