Проблема тягот войны. И. П. Цыбулько 2020. Вариант № 26 («На окраине села, возле издолбленной осколками, пробитой снарядами колхозной клуни…»
Что испытывают люди во время войны? Что несёт с собой это трагическое событие и какое воздействие оказывает на человека? Именно эти вопросы возникают при чтении текста известного советского русского писателя В. П. Астафьева.
Раскрывая проблему тягот войны, автор знакомит нас со своим героем – лейтенантом Борисом Костяевым, который впервые в жизни увидел командующего фронтом. Это был ещё далеко не старик, но глаза у него были старческие, в которых была безмерная усталость. В словах командующего об убитом немецком генерале, который не сохранил в душе человечность, Борис Костяев почувствовал «такое запёкшееся горе, такую юдоль человеческую», что игра в благородство здесь неуместна. В спине командующего взводный почувствовал что-то скорбное, какую-то человеческую незащищённость. А рядом с командующим изображены солдаты окопники, мятые, сумрачно выглядевшие.
Оба эти примера, дополняя друг друга, свидетельствуют о том, как тяжело было на фронте всем: от простых солдат-окопников до командующих фронтами.
Авторская позиция заключается в следующем: в годы войны люди чувствуют безмерную усталость и скорбь, осознавая, сколько горя несёт война, и поэтому пробуждают в других стремление к победе.
Мне близка позиция автора. Несомненно, война – это самое бесчеловечное из всех событий, которые только могут произойти, она бесчеловечна и противоположна всей человеческой природе. Война приносит много боли, страданий, утрат, но и наперекор всем тяготам и невзгодам возникает сильное желание победить коварного и жестокого врага, принести мир человечеству и своему народу. В рассказе М. А. Шолохова «Судьба человека», показано, как много испытаний пришлось вынести главному герою, война «исказнила» его, поэтому глаза героя словно присыпанные пеплом. На войне он потерял всю свою семью: жену, двух дочерей и сына. Фашистский плен – это ещё одно испытание на прочность героя, но он всё выстоял, совершил побег, прихватив важного немецкого генерала, обладающего ценными сведениями, и дошёл до Берлина.
В заключение хочу подчеркнуть, что война 1941 – 1945 годов – страшное испытание для всего советского народа, которое он вынес с честью и достоинством и принёс мир всем народам Европы. Будем помнить святой подвиг наших прадедов.
Текст В. П. Астафьева
(1) На окраине села, возле издолблённой осколками, пробитой снарядами колхозной клуни, крытой соломой, толпился народ. (2)У широко распахнутого входа в клуню нервно перебирали ногами тонконогие кавалерийские лошади, запряжённые в крестьянские дровни. (3)И откуда-то с небес или из-под земли звучала музыка, торжественная, жуткая, чужая. (4)Приблизившись к клуне, пехотинцы различили, что народ возле клуни толпился непростой: несколько генералов, много офицеров и вдруг обнаружился командующий фронтом.
— (5)Ну занесла нас нечистая сила... — заворчал комроты Филькин.
(6)У Бориса Костяева похолодело в животе, потную спину скоробило: командующего, да ещё так близко, он никогда не видел. (7)Взводный начал торопливо поправлять ремень, развязывать тесёмки шапки. (8)Пальцы не слушались его, дёрнул за тесёмку — с мясом оторвал её. (9)Он не успел заправить шапку ладом. (10)Майор в жёлтом полушубке, с портупеей через оба плеча, поинтересовался, кто такие.
(11) Комроты Филькин доложил.
— (12)Следуйте за мной! — приказал майор.
(13) Командующий и его свита посторонились, пропуская мимо себя мятых, сумрачно выглядевших солдат-окопников. (14)Командующий прошёлся по ним быстрым взглядом и отвёл глаза. (15)Сам он хотя и был в чистой долгополой шинели, в папахе и поглаженном шарфе, выглядел среди своего окружения не лучше солдат, только что вылезших с переднего края. (16)Глубокие складки отвесно падали от носа к строго сжатым губам. (17)Лицо его было воскового цвета, смятое усталостью.
(18) И в старческих глазах, хотя он был ещё не старик, далеко не старик, усталость, всё та же безмерная усталость. (19)В свите командующего слышался оживлённый говор, смех, но командующий был сосредоточен на своей какой-то невесёлой мысли.
(20) И всё звучала музыка, хрипя, изнемогая, мучаясь.
(21) По фронту ходили всякого рода легенды о прошлом и настоящем командующего, которым солдаты охотно верили, особенно одной из них. (22)Однажды он якобы напоролся на взвод пьяных автоматчиков и не отправил их в штрафную, а долго вразумлял.
— (23)Вы поднимитесь на цыпочки — ведь Берлин уж видно! (24)Я вам обещаю: как возьмём его — пейте сколько влезет! (25)А мы, генералы, вокруг вас караулом стоять будем! (26)3аслужили! (27)Только дюжьте, дюжьте...
— (28)Что это? — поморщился командующий. — (29)Да выключите вы музыку!
(30) Следом за майором стрелки вошли в клуню, проморгались со свету...
(31) На снопах белой кукурузы, засыпанной трухой соломы и глиняной пылью, лежал погибший немецкий генерал в мундире с яркими колодками орденов, тусклым серебряным шитьём на погонах и на воротнике. (32)В углу клуни, на опрокинутой веялке, накрытой ковром, стояли телефоны, походный термос, маленькая рация с наушниками. (33)К веялке придвинуто глубокое кресло с просевшими пружинами, а на нём — скомканный клетчатый плед, похожий на русскую бабью шаль.
(34) Возле генерала стоял на коленях немчик в кастрюльного цвета шинели, в старомодных, антрацитно сверкающих ботфортах, в пилотке, какую носил ещё Швейк, только с пришитыми меховыми наушниками.
(35) Перед ним, на опрокинутом ящике, хрипел патефон, старик немец крутил ручку патефона, и по лицу его безостановочно катились слёзы...
(36) Командующий с досадой шмыгнул носом. (37)Повелительно приказал:
— Схоронить генерала, павшего на поле боя, со всеми воинскими почестями: домовину, салют и прочее. (38)Хотя прочего не можем, — командующий отвернулся, опять пошмыгал носом. — (39)Панихиду по нему в Германии справят. (40)Много панихид.
(41)Кругом сдержанно посмеялись.
— (42)Его собакам бы скормить за то, что людей стравил. (43)3а то, что Бога забыл.
— (44)Какой тут Бог? — поник командующий, утирая нос рукавицей. — (45)Если здесь не сохранил, — потыкал он себя рукавицей в грудь, — нигде больше не сыщешь.
(46)Борису нравилось, что сам командующий фронтом, от которого веяло спокойной, устоявшейся силой, давал такой пример благородного поведения, но в последних словах командующего просквозило такое запёкшееся горе, такая юдоль человеческая, что ясно и столбу сделалось бы, умей он слышать: игра в благородство, агитационная иль ещё какая показуха, спектакли неуместны после того, что произошло вчера ночью и сегодняшним утром здесь, в этом поле, на этой горестной земле. (47)Командующий давно отучен войной притворяться, выполнял он чей-то приказ, и всё это было ему не по нутру, много других забот и неотложных дел ждало его, и он досадовал, что его оторвали от этих дел. (48)Мёртвых и пленных генералов он, должно быть, навидался вдосталь.
(49) Командующий что-то буркнул, резко отвернулся, натянул папаху на уши и, по-крестьянски бережно подоткнув полы шинели под колени, устроился в санях.
(50) Что-то взъерошенное и в то же время бесконечно скорбное было в узкой и совсем не воинственной спине командующего, и даже в том, как вытирал он однопалой солдатской рукавицей простуженный нос, виделась человеческая незащищённость.
(51)Так и не обернувшись больше, он поехал по полю. (52)Сани качало и подбрасывало на бугорках, полозьями обнажало трупы.
(53)Кони вынесли пепельно-серую фигуру командующего на танковый след и побежали бойчее к селу, где уже рычали, налаживая дорогу, тракторы и танки. (54)И когда за сугробами скрылись лошади и тоскливая фигура командующего, все долго подавленно молчали.
(По В.П. Астафьеву)