Проблема выбора между законом и человеческим отношением. По А. Грину
Как поступить в ситуации выбора между юридическим законом и нравственным чувством? Может ли нравственное чувство подсказать правильное решение? Именно эти вопросы возникают при чтении текста А. Грина.
Раскрывая проблему выбора между законом и человеческим отношением, автор ведёт повествование от первого лица. Рассказчик, мечтая о профессии моряка и представляя людей этой профессии рыцарями, а океан родиной больших душ, стал свидетелем сцены, взволновавшей его и изменившей отношение к морякам, так как он понял, что они – такие же люди, как и везде, а чудеса не в океане, а в самих людях.
В казарме рассказчик сочувствовал раненому моряку, которого товарищ ранил ножом в спину. Больной говорил о произошедшем серьёзно, но без обиды, температура немного повысилась, но ел больной с аппетитом. Пожилой доктор пришёл к раненому и стал мягко и неназойливо просить за обидчика, объясняя это тем, что матрос полон раскаяния, что его ожидают каторжные работы, а у него жена и дети. Рассказчик был уверен, что военный моряк простит своего обидчика. Но когда доктор спросил его, как он поступит, по закону или по человечеству, раненый сказал, что по закону. Очевидно, что он боролся с желанием простить, но «какое-то ядовитое воспоминание» победило, и раненый матрос сказал: «По закону».
Авторская позиция выражается через восприятие рассказчика. Автор подводит читателей к мысли о том, что желание простить иногда подсказывает более правильное решение.
Мне близка позиция автора. Несомненно, иногда очень трудно сделать выбор между законом и человеческим отношением, но бывает так, что именно нравственное чувство может помочь принять более справедливое решение.
В заключение хочу подчеркнуть, что, находясь в ситуации нравственного выбора, нужно прислушиваться к сердцу. А величие души состоит в том, что человек способен забыть свои обиды и простить обидчика.
(1)Наконец я приехал в Одессу. (2)Этот огромный южный порт был, для моих шестнадцати лет, дверью мира, началом кругосветного плавания, к которому я стремился, имея весьма смутные представления о морской жизни.
(3)Я проводил дни на улицах, рассматривая витрины или бродя в порту, где на каждом шагу открывал Америку. (4)3десь бился пульс мира.(5)«Береговой командой» были матросы, кочегары и другие мелкие служащие, почему-либо неспособные временно находиться на корабле. (6)Можно здесь было встретить также отставшего от рейса молодого матроса или живущего в ожидании места какого-нибудь старого служащего.
(7)Отсюда-то и совершал я свои путешествия в порт, упиваясь музыкой рёва и грома, свистков и криков, лязга вагонов на эстакаде и звона якорных цепей, а также голубым заревом свободного синего Чёрного моря. (8)Я жил в полусне новых явлений. (9)Тогда один случай, может быть незначительный в сложном обиходе человеческих масс, наполняющих тысячи кораблей, показал мне, что я никуда не ушёл, что я не в преддверии сказочных стран, полных беззаветного ликования, а среди простых, грешных людей.
(10)В казарму привезли раненого. (11)Это был молодой матрос, которого товарищ ударил ножом в спину. (12)Поссорились они или не поделили чего-нибудь — этого я не помню. (13)У меня только осталось впечатление, что правда на стороне раненого, и я помню, что удар был нанесён внезапно, из-за угла. (14)Уже одно это направляло симпатии к пострадавшему. (15)Он рассказывал о случае серьёзно и кратко, не выражая обиды и гнева, как бы покоряясь печальному приключению. (16)Рана была не опасна. (17)Температура немного повысилась, но больной, хотя и лежал, ел с аппетитом и даже играл в карты с соседями.
(18)Вечером раздался слух: «Доктор приехал, говорить будет». (19)Доктор? (20)Говорить? (21)Я направился к койке раненого. (22)Доктор, пожилой человек, по-видимому сам лично принимающий горячее участие во всей этой истории, сидел возле койки. (23)Больной, лёжа, смотрел в сторону и слушал. (24)Доктор, стараясь не быть назойливым, осторожно и мягко пытался внушить раненому сострадание к судьбе обидчика. (25)Он послан им, пришёл по его просьбе. (26)У него жена, дети, сам он военный матрос. (27)Он полон раскаяния. (28)Его
ожидают каторжные работы.
— (29)Вы видите, — сказал доктор в заключение, — что от вас зависит, как поступить: «по закону» или «по человечеству». (30)Если «по человечеству», то мы замнём дело. (31)Если же «по закону», то мы обязаны начать следствие, и тогда этот человек погиб, потому что он виноват.
(32)Была полная тишина. (ЗЗ)Все мы, сидевшие, как бы не слушая, по своим койкам, но не проронившие ни одного слова, замерли в ожидании. (34)Что скажет раненый? (35)Какой приговор изречёт он? (36)Я ждал, верил, что он скажет: «По человечеству». (37)На его месте следовало простить. (38)Он выздоравливал.
(39)Он был лицом типичный моряк, а «моряк» и «рыцарь» для меня тогда звучало неразделимо. (40)Его руки до плеч были татуированы фигурами тигров, змей, флагов, именами, лентами, цветами и ящерицами. (41)От него несло океаном, родиной больших душ. (42)И он был так симпатично мужествен, как умный атлет...
(43)Раненый помолчал. (44)Видимо, он боролся с желанием простить и с каким-то ядовитым воспоминанием. (45)Он вздохнул, поморщился, взглянул доктору в глаза и нехотя, сдавленно произнёс:
— Пусть... уж... по закону.
(46)Доктор, тоже помолчав, встал.
—(47)3начит, «по закону»? — повторил он.
—(48)По закону. (49)Как сказал, — кивнул матрос и закрыл глаза.
(50)Я был так взволнован, что не вытерпел и ушёл на двор. (51)Мне казалось, что у меня что-то отняли.
(52)С этого дня я стал присматриваться к морю и морской жизни с её внутренних, настоящих сторон, впервые почувствовав, что здесь такие же люди, как и везде, и что чудеса — в самих нас.
(По А. Грину*)